Защитное вооружение кочевников центральной азии и южной сибири в период позднего средневековья. Убийственные аккумуляторы: Оружие предков Главное вооружение кочевника воина

Существует точка зрения, что в течение по крайней мере двух веков после падения Западной Римской империи франкское войско представляло собой большую толпу из не слишком хорошо вооруженных и недисциплинированных пехотинцев, практически не носивших доспехов. Лишь короля окружал небольшой отряд, состоявший из конных воинов, одетых в шлемы и кольчуги; количество этих воинов несколько выросло к концу периода правления Меровингов, но по отношению к численности всей армии оставалось небольшим. Но если так считать, то возникает вопрос: а откуда впоследствии у франков появилась тяжеловооруженная конница, ставшая основой для будущего рыцарства?

Английские историки, отвечая на этот вопрос, говорят, что толчком к развитию тяжеловооруженной конницы у франков стала угроза арабского проникновения в Испанию {53} . Еще продолжалось Великое переселение народов, вылившееся в большую и продолжительную религиозную войну христиан с мусульманами, которых они и одолели в октябре 732 года в битве при Пуатье.

Рассматривая вооружение кочевников, английский историк Дэвид Николь считает необходимым подчеркнуть, что национальные различия в их вооружении были менее значимы, нежели то общее, что характеризует их как конных стрелков из лука. Например, тюркские всадники уже в VI веке имели доспехи из металлических пластин, очень похожие наламеллярные панцири гуннов, и кожаные доспехи из прессованной кожи, родственные более поздним монгольским. Кавалерийская элита тюрок покрывала лошадей броней «кедимли». Поверх ламеллярного панциря кочевники очень часто надевали туники и стеганые халаты, а также использовали специальную обувь для верховой езды. Аристократия отличалась обилием украшений, а рядовые воины носили одежду под цвет флага или конской попоны своего предводителя, что впоследствии стало нормой для отрядов воинов-европейцев и было характерно для средневековой Японии.

Воины, которые умели метко стрелять, в качестве знака отличия носили белые соколиные крылья или перья на шлемах; знаком отличия для тарханов - воинов, свободных от уплаты налогов, служили позолоченные пояса, украшенные подвесками. В качестве гербов пользовались тотемические эмблемы племени, называемые «тес», и в то же время каждый мог иметь свой собственный флажок-эмблему «бадрак», очень похожий на европейский рыцарский вымпел.

Конские хвосты на знаменах в турецкой армии символизировали ранг командующего вплоть до XVIII века, и даже прически воинов имели определенный смысл. Воины постарше носили косички с заплетенными в них разноцветными лентами, а молодые часто сбривали волосы с висков и передней части головы в знак повиновения старшим. Повелитель нескольких племен, как правило, носил на голове узел из волос. Признаком ранга служили как загнутые поля шляпы, так и способ преклонения колен перед повелителем: люди высокого социального статуса вставали только на одно колено, в то время как простолюдины - на оба. «Говорящим» было даже положение рук, скрещенных на груди или вытянутых вдоль туловища {54} . Определенным образом, кстати говоря, выделялись из общей массы рыцарей и средневековые европейские рыцари-монахи - густая растительность на лицах резко отличала их от рыцарей светских и лишний раз подчеркивала их «духовный» статус.

Каждое новое вторжение кочевников в Европу, считает Д. Николь, вносило в европейское военное дело что-то новое. Английские исследователи постоянно подчеркивают, что основным технологическим фактором, повлиявшим на возникновение рыцарства, стало появление стремян и седла с прочной жесткой основой.

Конструкция седла в IV-VI веках была достаточно примитивна, основу его делали из досок, оставляя между ними промежуток, закрытый сверху кожаной перемычкой. Такое седло зажимало и сковывало всадника, но тем не менее позволяло ему прочно сидеть на лошади. Первыми такие седла стали использовать гунны, у которых их переняли другие восточные народы, а затем и европейцы.

Простейшие кожаные стремена, равно как и более поздние металлические, также принадлежали к изобретениям Востока; поначалу они использовались всадниками, применявшими в качестве основного оружия не лук, а копье, но позже в восточных армиях появилось большое количество лучников. Благодаря наличию стремян восточные армии применяли не виданную в Европе тактику: более легкие конные стрелки осыпали пехоту градом стрел, а затем в дело вступали тяжеловооруженные всадники и наносили решающий удар .

Европа, в свою очередь, может разве что похвалиться изобретением шпор, известных у греков, римлян и кельтов еще в IV-III веках до н. э.; восточные народы этого приспособления не знали и применяли плеть {55} .

Боеспособность войска кочевников, состоявшего из прирожденных всадников и лучников, была очень высока. С воинами, ездившими в седлах со стременами, в Европе со всей очевидностью первыми столкнулись византийцы, мимо которых одна за другой шли из Азии волны кочевников.

Из конца в конец по ущелью Джагей стая демонов пыли взвилась,
Вороной летел как юный олень, но кобыла как серна неслась.
Вороной закусил зубами мундштук, вороной дышал тяжелей,
Но кобыла играла легкой уздой, как красотка перчаткой своей.

(Редьярд Киплинг «Баллада о Западе и Востоке»)

Не менее острыми наконечники стрел были и у других народов Востока, например, у кыргызов. Китайцы в своих летописях отмечали, что железное у кыргызов такой остроты, что может пробить даже шкуру у носорога! А вот защитное вооружение у кыргызов было достаточно примитивным. Кольчугу они не применяли, а довольствовались ламеллярными панцирями, которые дополняли оборонительными деталями из... дерева - наплечниками, наручами, поножами, которые у них сохранялись даже в IX-X веках.

Воины киргизы и каймаки – древнего тюркского племени каймак (кимак) VIII – XIX вв. Рис. Ангуса МакБрайда.

Впрочем, метательное оружие у многих народов Азии было эффективным не только из-за его остроты. Китайцам было известно племя илоу, обитавшее на территории современного Приморья, к северо-востоку от Великой китайской стены. Воины-илоу имели очень мощные луки, но использовали наконечники из хрупкого «черного камня», смазанные ядом, от которого «раненый тотчас умирает». Понятно, что металлические наконечники при таком способе ведения войны илоу просто не требовались. Достаточно было метко стрелять и ранить противника.

Боевая стрела. «Музей Природы и Человека» в Ханты-Мансийске.

Нет ничего удивительного, что такое смертоносное оружие, каким являлись лук и стрелы, номадами обожествлялось и было обязательным атрибутом многих божеств, которым они поклонялись. Известны божества, изображенные, как с одной стрелой, так и с колчаном, наполненным стрелами, которые символизировали молнии или же ассоциировались с оплодотворяющим землю дождем. Стрела, связанная с культом плодородия, до сих пор является неизменным атрибутом монгольских свадебных обрядов.

Охотничий наконечник стрелы из Западной Сибири. «Музей Природы и Человека» в Ханты-Мансийске.

До наших дней дожил старинный праздник народов Кавказа «кабахи», в старину проводившийся обычно на свадьбе либо поминках. В центре площадки вкапывался столб высотой 10 и более метров, на вершине которого укреплялись разные ценные предметы или другая цель. Всадник, вооруженный луком и стрелами, на полном скаку попадал в эту мишень и получал сбитый приз. Столь же популярным было соревнование «джамбы ат-май» в Средней Азии, причем ее народы слыли ловкими стрелками с незапамятных времен. Еще «отец » Геродот сообщал, что, начиная с пятилетнего возраста, детей там обучают только трем предметам: верховой езде, стрельбе из лука и правдивости.

Стрелы народов Западной Сибири. «Музей Природы и Человека» в Ханты-Мансийске.

Обилие скота (например, на надгробном камне одного из кыргызов написано, что умерший «разлучился со своими 6000 конями») дали номадам в руки и такое оружие, как аркан-лассо. Владели они им ничуть не хуже американских ковбоев, а значит, могли набросить его на любого всадника, незнакомого с этим простейшим приспособлением. Кистень - боевой бич с гирькой на конце длинного плетеного ремешка, прикрепленного к деревянной рукоятке, был также весьма распространен среди номадов. Доступное для каждого (нередко вместо металлической гирьки использовали даже крупную обточенную кость), это оружие было удобно и для скоротечной конной схватки, и чтобы отбиваться от волков, представлявших для скотоводов в степи немалую опасность.

Правитель принимает подношения. «Джами ат-таварих» («Сборник летописей») Рашид-ад-дина Фазлуллаха Хамадани. Первая четверть XIV века. Государственная библиотека, Берлин.

Другой очень важной разновидностью оружия кочевников являлись небольшие топоры, опять-таки двойного предназначения. Тяжелые топоры, вроде европейских, для всадников были просто неудобны, а вот небольшие топорики с равным успехом можно было использовать и на войне, и в быту. Более специализированным оружием являлись клевцы для пробивания защитных доспехов, известные в Азии еще со второй половины I тысячелетия до нашей эры. Столь же древними на территории от Волги и до Великой китайской стены были и прямые мечи, имевшие в длину метр и более. Сабли среди раскопанных кочевнических курганов встречаются очень редко, что говорит о том, что они ценились - это, во-первых, а во-вторых, что долгое время их было очень мало, во всяком случае с VIII и по XI век. Известна была кочевым народам и булава. Чаще всего это был бронзовый шар, для большего веса залитый изнутри свинцом и имевший снаружи пирамидальные выступы, с отверстием посередине. Он надевался на деревянную рукоять, которая, судя по изображениям на миниатюрах, была достаточно длинной. В тех случаях, когда вместо шара наконечник булавы состоял из шести пластин (или «перьев»), расходившихся в стороны, ее называли шестопером, а вот если таких пластин было больше - перначом. Впрочем, многие простые воины, например, у монголов, имели самые обыкновенные дубины из дерева с утолщением в комлевой части.

Костяные пластинки доспехов саргатской культуры из могильника Язево-3. Рис. А.Шепса.

Помимо дерева, кости и рога огромную роль в жизни кочевых племен играла кожа. Из кожи выделывались одежда и обувь, посуда и конское снаряжение. Защитные доспехи очень часто также бывали из кожи. Кожа в качестве подбоя применялась даже тогда, когда сами доспехи выделывались из металла.

Уже в наше время английский экспериментатор Джон Коулз провел испытания кожаного щита, который вполне мог быть у кочевников. Дротик пробил его с трудом, а после пятнадцати сильных ударов мечом на его внешней поверхности появились только легкие порезы.

Турецкий или мамлюкский щит конца XV в., диаметр 46,7 см. Вес 1546 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.

В XIX веке американские индейцы, кочевавшие по просторам Великих равнин, также делали себе щиты из кожи. Для этого сырую кожу бизона укладывали над ямой с раскаленными камнями и лили на них воду. Кожа при этом сморщивалась и уплотнялась, и становилась еще прочнее. Затем с кожи удаляли шерсть и вырезали круглую заготовку для будущего щита. Обычно это был круг не меньше полуметра в диаметре, на котором при помощи камней выравнивались все морщины и неровности. Затем его обтягивали более тонкой кожей, а пространство между покрышкой и щитом набивали шерстью бизона или антилопы, перьями ястреба и орла, что еще больше повышало его защитные качества. Такой толстый и тяжелый щит был надежной защитой от стрел. Умелый воин, держа его под углом, мог уберечь себя даже от пуль, рикошетировавших от его поверхности, хотя, конечно, это касалось только пуль, выпущенных из гладкоствольного огнестрельного оружия.

Кожаный щит с металлическими накладками и умбонами. Принадлежал монгольскому султану Акбару. Рядом сабля Аурангезеба. Музей в Бангалоре, Индия.

Вне всякого сомнения, что кочевники эпохи средневековья выделывали кожаные щиты не хуже индейцев и, имея вдоволь скота, могли позволить себе любые эксперименты в этой области. Сплести легкий щит из ивовых прутьев (заросли ивняка встречаются также и по берегам степных рек) и обтянуть его кожей особого труда для них не представляло. Защита для воина получалась достаточно надежной и в то же время не слишком обременительной. Помимо кожи большую роль в защитном снаряжении воинов-номадов играли пластинчатые брони из самых различных материалов. Уже древние народы, населявшие Центральную Азию и Сибирь, умели выделывать панцири из костяных или же роговых пластинок, связанных между собой ремешками из кожи. Пластинки нередко украшались орнаментом. Из более крупных пластинок удлиненно-треугольной формы делались конические шлемы. В последние века до нашей эры здесь уже появились и шлемы из железа.

Железные пластины из Западной Сибири. Рис. А.Шепса.

Такое распространение пластинчатых доспехов связано в первую очередь с тем, что именно на Востоке они как раз и появились, и широко применялись уже в древнем Шумере, Египте, у вавилонян и в Ассирии. Известны они были в Китае и Персии, куда совершали свои набеги кочевые народы с севера и юга. Скифы, например, в своих походах дошли до Египта и, следовательно, вполне могли перенять (и переняли!) все то, что так или иначе было удобно для боя.

Наконечники стрел селькупов. Рис. А.Шепса.

Конечно, условия, в которых этим народам приходилось кочевать, отличались друг от друга. Одно дело - районы монгольских степей, Причерноморья или же Приуралья у самой границы суровой тайги, и совсем другое - залитая солнцем Аравия с ее песками и пальмами в редких оазисах. Тем не менее, традиции оставались традициями, а мастерство передавалось из поколения в поколение, несмотря ни на что. Вот так и получилось, что военные технологии Древнего Востока и его цивилизаций вовсе не умерли, а постепенно распространились среди новых народов, которые даже не слышали друг о друге, но которых породнила сама кочевая жизнь. Отсюда и вся их воинственность, о которой у нас уже шла речь и очень похожее вооружение, неразрывным образом связанное с их средой обитания.

Рис. В. Королькова

Продолжение следует…

Демобилизовался он в начале декабря 1917 года (к тому времени он стал левым эсером). Назовите имя активного борца за установление и укрепление советской власти в Чувашии.

14. Назовите первых сирот Первой мировой войны

15. Выдающийся российский ас-истребитель Императорского военно-воздушного флота в период Первой мировой войны, второй лётчик в истории, применивший воздушный таран и первый, оставшийся после тарана в живых. За этот подвиг 27 июля 1915 года был удостоен Георгиевского оружия. Назовите имя героя.

16. Назовите имя русско-американского химика, генерал-лейтенанта, доктора химических наук, профессора, академика Санкт-Петербургской академии (1916). Во время первой мировой войны работал в области организации химического производства, исследования и производства химического оружия и методов химической защиты войск.

17. Знаменитый простой донской казак, служившийся в 3-м Донском полку. Бравый казак красовался на плакатах и листовках, папиросных пачках и почтовых открытках, его портреты и рисунки, изображающие его подвиг, печатали в газетах и журналах. В годы Первой мировой войны первым был награжден Георгиевским крестом.
А отличился казак в первые дни войны в бою с немецкими кавалеристами недалеко от польского городка Кальвария.
Является прототипом казака в ансамбле памятников Первой мировой войны.
Кто этот герой?

18. Назовите «Маресьева» времен Первой мировой войны. Изобретатель, авиаконструктор, русский авиатор, один из первых морских летчиков. Летом 1915 года во время боевого вылета подорвался на собственной бомбе и был тяжело ранен. Ему ампутировали правую ногу. Тем не менее он решил вернуться в строй и упорно учился ходить сначала на костылях, а затем с протезом.

19.
Укажите имя первого Президента Югославии. Участника Первой мировой войны. В 1915 году получил медаль за храбрость и звание старшего унтер-офицера.
4 апреля того же года в бою на Днестре около села Миткеу (Буковина) получил тяжёлое ранение и попал в русский плен. После попадания в плен провёл 13 месяцев в больнице, затем был отправлен в трудовой лагерь на Урале. Принимал участие в Гражданской войне в России (вступил в Красную гвардию).

ІІІ.ДОСТИЖЕНИЯ:
20. Как назывался китель произвольных образцов – подражания английским и французским моделям, получившие общее название от имени английского генерала получивший широкое распространение в армии в период Первой мировой войны 1914-1918 годов?

21. Она впервые появилась с развитием авиации во время Первой мировой войны. Её впервые создали в Германии. Она была необходима лётчикам, чтобы можно было спастись от холода на высоте. Изготавливали из кожи. О чем идет речь?

22. Что объединяет следующие названия:
«Акула», «Минога», «Дракон», «Тюлень», «Окунь»?

23.
Известные из советских фильмов о гражданской войне легендарные Буденовки и вообще красноармейская форма - придумана художником Васнецовым для императорской армии. Одеть солдат в остроконечные суконные шлемы и шинели с разворотами как стрелецкий кафтан, предполагалось на параде в Берлине, запланированном на лето 1917 года.
Когда большевики захватили власть, им достались склады с новой формой.
Как до Октябрьской революции именовалась Буденовка?

24. Укажите, какое новое оружие впервые применилось со стороны Германии в ходе Верденского сражения.

25. Когда и кем был изобретен первый в мире автомат?

26. С появлением в армии танков появился и новый способ защиты от них. Что это?

27. Один из наиболее известных и читаемых немецких писателей XX века. В 1916 году был призван в армию, 17 июня 1917 года направлен на Западный фронт. В первом своем романе, вышедшим в свет в 1929 году, описывает жестокость войны с точки зрения 20-летнего солдата. На основе романа был снят одноимённый фильм, вышедший в 1930 году. За этот роман его выдвинули на Нобелевскую премию по литературе 1931 года, но при рассмотрении Нобелевский комитет это предложение отклонил.
Назовите имя писателя и название его романа.
Затем последовали ещё несколько антивоенных сочинений; простым, эмоциональным языком в них реалистично описывалась война и послевоенный период.

29. Поэта, владельца издательства «Гриф» сегодня мало кто знает. Начало Первой мировой войны он принял с воодушевлением. С первым военным призывом ушел на фронт, участвовал в походах в Восточную Пруссию. В первый день войны с Германией написал следующие строки:
Два Рима было во вселенной,
О, Русь! Создай мечом твоим
Вовек незыблемый, нетленный,
Последний, всеславянский Рим.
О ком идет речь?

1. Комплекс вооружения и структура войска кочевников Южного Урала в конце VI — рубеже V-IV вв. до н.э. (I хронологическая группа)

В нашем распоряжении имеется 425 погребений VI-II вв. до н.э., содержащих предметы вооружения. В хронологическом плане воинские комплексы распадаются на три группы. Поскольку абсолютная датировка кочевнических древностей региона чрезвычайно затруднена, мы выделили ряд признаков, характеризующих каждую хронологическую группу.

Для группы I выделены признаки, характеризующие "савроматскую" культуру.

Погребальный обряд. Погребения на древнем горизонте, особенно в восточной части ареала, сожженные или обожженные костяки, деревянные конструкции с опорными столбами, могильные ямы простой формы, широтные ориентировки костяков.

Погребальный инвентарь. Мечи и кинжалы "скифского" типа (типы I-III), предметы, выполненные в зверином стиле, массивные бронзовые наконечники стрел соответствующих типов, конское снаряжение, включающее в себя бронзовые псалии, выполненные в зверином стиле, клювовидные распределители ремней, жертвенные столики и бусы с сосцевидными налепами. Незначительная часть комплексов с выделенными признаками встречается и в более позднее время, и в этом случае требуется специальное рассмотрение.

Исходя из вышеперечисленных признаков в первую хронологическую группу (конца VI — рубежа V-IV вв. до н.э.) мы включили 141 погребение [Сальников, 1952. С.95-96; Сорокин, 1958. С.81; Мошкова, 1962. С.206, 241; Смирнов, 1962. С.83-93; Смирнов, 1964. С.24-74; Мошкова, 1972. С.79-78; Смирнов, Попов, 1972. С.3-24; Смирнов, 1975; Мошкова, Кушаев, 1973. С.262-275; Кадырбаев, Курманкулов, 1976. С.137-156; Кадырбаев, Курманкулов, 1977. С.103-115; Смирнов, С.3- 51; Смирнов, 1981. С.76-78, 82-84; Пшеничнюк, 1983. С.8-75; Кадырбаев, 1984. С.84-93; Воронова, Порохова, 1992; Васильев. Федоров, 1995. С.154-166; Матвеева, 1972. С.259-261; Мажитов, 1974; Железчиков, 1976; Исмагилов, 1979; Исмагилов, 1980; Железчиков, Кригер, 1979; Мошкова, Железчиков, Кригер, 1980; Заседателева, [с78] 1980; Заседателева, 1982; Заседателева, 1984; Заседателева, 1986; Пшеничнюк, 1991; Агеев, 1992].

Как уже отмечалось, наиболее массовой категорией вооружения в первый период являлись лук и стрелы. 91,4% всех воинских погребений содержат именно этот вид оружия. Выборка колчанных наборов из наиболее представительных комплексов показала, что в среднем "рабочий" колчан содержал около 40 наконечников стрел (приложение III). Из 73 комплексов только в 14 случаях (19%) количество их превысило 50 экземпляров, и только в 6 (8%) — 100 экземпляров.

Как справедливо заметил К.Ф. Смирнов, лук был излюбленным оружием кочевников региона и в случае войны им пользовались все — от стариков до детей. Материал свидетельствует, что луки и стрелы носились в колчанах и налучьях, реже в горитах. Причем, судя по изображениям, налучья носились на спине, а колчаны крепились к поясу. Наконечники стрел первого периода отличаются своей массивностью и весом, что свидетельствует о больших пробивных способностях. Этот факт заставляет думать о наличии хорошо защищенного противника.

На втором месте в паноплии номадов региона этого времени стояли средства ближнего боя — мечи и кинжалы "скифского" типа — 53,9% от общего количества воинских погребений (76 экз.). Согласно распространенной в оружиеведческой практике традиции, когда экземпляры длиной до 40 см считаются кинжалами, до 70 см — короткими мечами, а свыше 70 см — длинными, наш материал разбивается следующим образом [Мелюкова, 1964. С.47]. Из наиболее информативных 66 комплексов (см. приложение IV) 26 экземпляров (39,3%) являются кинжалами, 35 экземпляров (53%) — короткими мечами, и только 5 экземпляров, т.е. 7,5%, длинными мечами. Средняя арифметическая длина клинка этого периода равна 46 см, что, очевидно, отражает реальность.

Археологический материал свидетельствует, что номады Южного Урала в конце VI-V вв. до н.э. избегали боя на средней дистанции. Этот факт пока трудно объясним. Можно лишь говорить, что на данном этапе развития в копьях не было необходимости, и эта категория оружия начала заполнять лакуну в арсенале кочевников только в конце V в. до н.э. Процесс принятия на вооружение среднедистанционных средств боя проходил под влиянием военных контактов со своими соседями, вероятно на севере.

Панцири в это время в археологическом плане не зафиксированы. Однако это не исключает возможности использования средств личной защиты изготовленных из подручных материалов — кожи и войлока, эффективность которых не раз подчеркивали как древние, [с79] так и средневековые источники. Е.В. Черненко доказал наличие таких панцирей у скифов [Черненко, 1964. С.148]. Применительно к кочевникам рассматриваемого региона такую вероятность также можно допустить.

Таким образом, в результате анализа воинских погребений нетрудно заметить, что комплекс вооружения первой хронологической группы был преимущественно ориентирован на бой с дальней дистанции. Средства ближнего боя носили вспомогательный характер. Кинжалы и короткие мечи использовались лишь в самом тесном, ближнем бою, может быть, при вынужденном спешивании, если полагать, что пехоты у них вообще не существовало. Классический пример такой схватки изображен на Солохском гребне.

Мы не располагаем данными греко-римских авторов по структуре войска кочевников Южного Урала, и в этом плане единственным источником информации являются археологические воинские комплексы. Принято считать, что оружие, положенное в могилу, отражает реальный комплекс вооружения и выступает выразителем реальной воинской структуры (Кирпичников, 1971. С.43]. Первые шаги в этом направлении были сделаны К.Ф. Смирновым и продолжены в работе В.А. Иванова относительно военной организации финно-угров Южного Приуралья [Смирнов, 1961. С.68; Иванов, 1984. С.64-33].

Таблица VIII

Структура войска кочевников Южного Урала в первый хронологический период

Опираясь на достигнутый опыт реконструкции, попытаемся разобраться с этим вопросом на имеющемся материале. Представленная таблица достаточно убедительно иллюстрирует воинскую структуру кочевников.

Почти 47%, или почти половина боеспособного и вооруженного населения во время войны являлись лучниками. 40,4% в бою оперировали луком, кинжалом или коротким мечом. Только 7,8% воинов [с80] имели в своем распоряжении меч или кинжал. Учитывая специфику "дальнобойной" тактики кочевников Южного Урала этого времени, последний факт несколько непонятен. Может быть, здесь мы имеем дело с военно-иерархическим явлением, поскольку у индоариев кинжал являлся символом власти [Литвинский, Пьянков, 1966. С.68]. 4,2% всадников в V в. до н.э. расширили свою паноплию за счет копья или дротика. В этом явлении можно усмотреть начало процесса перехода к тактике боя на средней дистанции. Вполне вероятно, что этот случай документирует факт зарождения института дружинников или профессиональных воинов, который получил дальнейшее развитие в последующий период.

Мы уже писали о возможных противниках кочевников Южного Урала на основании сравнительного анализа комплексов вооружения племен сопредельных территорий [Васильев, 1993]. Исходя из этого, представляется наиболее вероятным, что военная организация номадов региона VI-V вв. до н.э. была направлена на разрешение внутриплеменных конфликтов, которые всегда возникали при дележе или нарушении пастбищных угодий, гидроресурсов, природных месторождений соли, и цветных металлов. Совершенно очевидно, что причиной военных столкновений были тяжкие последствия джутов.

Нападение на финно-угорские (ананьинские) племена могло быть успешным только в случае неожиданности. Весьма высокий процент ананьинского оружия ближне- и среднедистанционного боя — копий и топоров-кельтов не оставлял степнякам надежды на успех в открытом бою, учитывая к тому же фактор лесной местности и возможность обороны из-за валов и стен городищ. Однако все же не следует преуменьшать возможность проявления военной активности кочевников в северном направлении.

Лесные племена Прикамья и Нижней Белой являлись держателями значительных богатств — продовольствия, пушнины. Они же могли рассматриваться Степью как прибыльный "живой товар", который, кстати, до конца XIX в. сбывался на рынках Средней Азии и в частности Хорезма.

Согласно археологическим данным, не ранее второй половины V в. до н.э. в степи Южного Урала начинают активно проникать предметы среднеазиатского, ближневосточного и иранского импорта. Часть из них могла стать результатом торговых связей кочевников с южными соседями в районах их постоянных зимовок на Нижней Аму-Дарье, Сыр-Дарье, Устюрте. Однако другая часть — особенно ювелирная, едва ли явилась следствием торговли или обмена [Савельева, Смирнов, 1972. С.106-123]. В это же время исследователи фиксируют распространение бронзовых наконечников [с81] стрел южноуральских "сарматских" типов на поселенческих памятниках и городищах Хорезма, Маргианы и Бактрии [Воробьева, 1973. С.196-206; Толстов, 1948. С.77- 79; Толстов, 1962. С.98; Массон, 1959. С.48, табл. XXXIV, XXXVI; Ягодин, 1984. С.33-57]. Значительное их количество найдено также и в "арсенале" Персеполя. Эти факты позволяют думать, что уже со второй половины V в. до н.э. отдельные группы номадов исследуемого региона имели прямые, в том числе военные контакты, с народами, входившими в состав огромной державы Ахеменидов. Остается неясной форма этих контактов — грабеж оседлых центров либо служба в войсках персидских царей.

2. Комплекс вооружения и структура войска кочевников Южного Урала в IV — рубеже IV-III вв. до н.э. (II хронологическая группа)

Вторая хронологическая группа, в которую вошло 176 воинских комплексов (см. приложение V) характеризуется присущими для прохоровской культуры признаками [Ростовцев, 1918. С.1-30; Подгаецкий, 1937. С.334; Сальников, 1950. С.116; Сальников, 1952. С.95- 96; Смирнов, 1964. С.57-74; Мошкова, 1961. С.115-125; Мошкова, 1962. С.206-241; Смирнов, 1962. С.83-93; Мошкова, 1963. С.5-52; Смирнов, Попов, 1972. С.3-26;. Мошкова, Кушаев, 1973. С.260-265; Смирнов, 1975; Смирнов, 1977. С.3-51; Мажитов, Пшеничнюк, 1977. С.52-56; Ягодин, 1978. С.88; Железчиков, Кригер, 1978. С.218-222; Смирнов, 1981. С.81; Пшеничнюк, 1983. С.3-75; Васильев, 1984. С.31- 36; Агеев, Рутто, 1984. С.37-45; Ледяев, 1985. С.117-120; Смирнов, 1984а. С.10-11; Хабдулина, Малютина, 1982. С.73-79; Горбунов, Иванов, 1992. С.99-108; Васильев, Федоров, 1995; Агеев, 1993; Агеев, 1975; Железчиков, 1976; Мошкова, Железчиков, Кригер, 1978; Железчиков, Кригер, 1979; Кушаев, 1983; Кушаев, 1988; Иванов, 1985; Заседателева, 1981; Заседателева, 1984; Заседателева, 1985; Заседателева, 1986; Заседателева, 1988; Пшеничнюк, 1986; Пшеничнюк, 1987; Пшеничнюк, 1988; Пшеничнюк, 1989; Пшеничнюк, 1990; Пшеничнюк, 1991; Васильев, 1992].

Погребальный обряд. Распространение погребений этого времени в районы Южного Приуралья, а также начало освоения лесостепной зоны рассматриваемого региона. Активное применение дромосных камер со сложными деревянными полыми конструкциями, подбоев и катакомб нескольких типов, могильных ям с заплечиками, южной ориентировки костяков, меловой подсыпки.

Погребальный инвентарь. Господство мечей и кинжалов раннепрохоровских типов, заметное изменение конфигурации бронзовых [с82] наконечников стрел, широкое распространение круглодонной керамики с примесью талька, деградация звериного стиля. Следует оговориться, что часть перечисленных признаков фиксируется также в погребениях первой группы, однако там они не образуют сколько-нибудь значительного фона.

Во второй хронологический период — IV — IV-III вв. до н.э., как свидетельствует материал, 90% воинов (159 комплексов) имели на вооружении лук и стрелы. Таким образом, дальнобойное оружие по-прежнему занимает ведущее место в арсенале кочевников региона. И все же в этом плане происходят изменения. Из 85 наиболее представительных колчанных наборов только в 45 случаях наконечников стрел в колчане было меньше 50 (52,9%) в 26 случаях количество их колебалось от 50 до 100 (30,5%) и свыше 100 в 14 случаях (16,4%). Количество стрел среднего "рабочего" колчана по сравнению с предыдущим временем заметно увеличивается (см. приложение VII).

Таблица IX

Сравнительная таблица емкости колчанных наборов первой и второй хронологических групп

Несмотря на то, что, в целом, наблюдается тенденция к уменьшению веса и размеров наконечников, в колчанных наборах также присутствуют тяжелые "бронебойные" наконечники. Общее количество их значительно возрастает (табл. XI). На втором месте в арсенале кочевников Южного Урала по-прежнему остаются мечи и кинжалы, которые составляют 53,4% от общего количества погребений (94 экземпляра). Однако по сравнению с предыдущим временем в этом плане происходят существенные качественные изменения. Из 68 наиболее информативных образцов клинкового оружия только 10% являются кинжалами. Сокращается количество коротких мечей (48,5%). Широкое распространение получают длинные мечи (41%).

Поворотным моментом в военной истории кочевых племен региона, на наш взгляд, является принятие на вооружение копий, а [с83] также железных и костяных панцирей благодаря чему, комплекс вооружения ориентируется на широкий спектр ведения боевых действий.

Таблица X

Распределение клинкового оружия по хронологическим периодам

Для IV в. до н.э. нами учтено 24 наконечника копья, что составляет 13,6% от общего количества погребений. Как в количественном, так и в процентном отношении этот показатель в несколько раз выше, чем в предыдущий период. Появление доспехов (4,5%) всех воинских комплексов связано только с представителями аристократии. Можно думать, что в IV в. до н.э. в среде южноуральских кочевников происходит подобие военной "реформы", выразившееся в появлении тяжеловооруженной конницы, распространении копий, стандартизации мечей и кинжалов, наконечников стрел. Такую реформу можно вполне допустить, учитывая чрезвычайно усиление могущества и власти степного нобилитета, особенно в Илекской группе племен. Косвенным доказательством наличия сильной власти и соответствующего аппарата принуждения являются грандиозные по своим масштабам "царские" курганы, возведенные, очевидно, в это время по всей южноуральской степи.

В структурном отношении, военная организация номадов рассматриваемого региона представляется нам следующим образом. Лучники, как наиболее массовый контингент, комплектующийся из беднейших слоев населения, по-прежнему составляют довольно высокий процент. В 79 комплексах (44,8%) были найдены только стрелы. Несколько снижается по сравнению с VI-V вв. до н.э. контингент всадников, вооруженных луком и мечом — 55 комплексов (31,25%). Однако, как свидетельствует материал, это снижение происходит за счет качественного изменения в виде увеличения удельного веса длинных мечей. Также до 7,3% снижается количество погребений (13), где обнаружен только меч или кинжал. Как [с84] мы писали выше, в этот период появляется тяжеловооруженная конница, действовавшая в бою как копьями и мечами, так и луком (табл. XI).

Реконструируемая структура войска, разумеется, в достаточной степени условна. Едва ли кочевники Южного Урала имели постоянную армию, собираемую с дальних и ближних кочевий, в которой имеющиеся воинские контингенты четко соответствовали предложенным процентным соотношениям. Тем более что, судя по этнографическим данным, специфика пастушеской жизни разбрасывала родственные группы, особенно в период перекочевки, на многие сотни и даже тысячи километров, что само по себе затрудняло "мобилизацию".

Таблица XI

Сравнительные данные по структуре войска кочевников Южного Урала

По всей вероятности, это были чрезвычайно мобильные отряды небольшой численности, по несколько сотен воинов, занимавшихся грабежом "на свой страх и риск". В истории имеются достаточно убедительные примеры, когда пассионарные группы номадов, состоявшие из профессиональных и полупрофессиональных бойцов, следовали за удачливым вождем, пересекая огромные степные пространства в поисках добычи. Именно в таких отрядах предполагаемая воинская структура представляется нам вполне реальной. В обычных же "бытовых" межплеменных столкновениях, когда конфликты вспыхивали стихийно, структурная картина военных объединений (ополчений), вероятно, была несколько иной.

Перемены, произошедшие в IV в. до н.э. в комплексе вооружения, изменили и тактику ведения боя. Появившееся наступательное и оборонительное оружие позволило вести эшелонированную схватку, когда всадники-лучники осыпали врага издали стрелами, потом следовал "штурм" военного строя пехоты или конницы контингентом тяжеловооруженной кавалерии и далее в бой включались воины, оперировавшие в бою луком, короткими и длинными [с85] мечами. В сущности, такая тактика "ударного кулака" была традиционной для кочевников с развитой военной организацией. Особенно впечатляюще ее элементы проявились в парфянской среде, когда эффективное взаимодействие лучников, катафрактариев и других контингентов позволило нанести решительное поражение легионам Марка Красса в битве при Каррах в 53 г. до н.э. Мы далеки от мысли отождествлять первоклассную парфянскую армию I в. до н.э. с небольшими дружинами кочевников Южного Урала IV в. до н.э., однако все же между теми и другими имеются общие черты.

Активность кочевников в северном направлении почти не фиксируется за исключением родов, чьи летовки находились в зауральских районах. Здесь номады вступали в непосредственное соприкосновение с носителями гороховской и саргатской культур Последние две изучены крайне неравномерно, что затрудняет разговор об их комплексе вооружения. И все же нам кажется, что в военном плане "гороховцы" и "саргатцы" едва ли могли противостоять натиску кочевников, достигших в IV в. до н.э. вершины своего могущества. Впрочем, возможно, никакого натиска и не было. Отношения тех и других могли быть как союзническими, так и данническими. Так, М.Г. Мошкова предполагает, что именно население Зауральской лесостепи производило для номадов металлические изделия [Мошкова, 1974. С.48-49]. Наверно, мы никогда не узнаем, при каких обстоятельствах степняки получали тальковую посуду и вооружение: путем торговли и обмена, либо прямого военного давления.

Лесные районы Южного Приуралья также едва ли могли привлекать кочевников в военном отношении. Этому на наш взгляд имеется несколько причин, и одна из которых — практическое отсутствие на правом берегу Белой населения. Для IV в. до н.э. нам неизвестно ни одного ананьинского могильника и единственным реальным противником для номадов региона в этом направлении на рубеже IV-III вв. до н.э. могли стать носители керамики "гафурийского" типа. Однако их слабая численность и компактность проживания едва ли стимулировали к ним интерес со стороны Степи, тем более что "гафурийцы" вполне могли практиковать такой весьма эффективный вид сопротивления, как активную оборону.

В IV и IV-III вв. до н.э. отчетливо прослеживаются лишь два направления проявления военной активности носителей прохоровской культуры. Западное, о котором писал еще К.Ф. Смирнов, связано с воинскими комплексами у хут. Сладковского и Кащеевки, Шолоховского кургана и др. В них зафиксированы погребения тяжеловооруженных всадников, по инвентарю и обряду захоронения во многом тождественных южноуральским [Смирнов, 1984]. К.Ф. Смирнов [с86] полагает, что этот факт свидетельствует о начале проникновения прохоровцев в Волго-Донское междуречье. Однако Б.Ф. Железчиков ставит под сомнение военный характер переселения части южноуральских номадов и считает, что появление раннесарматских комплексов к западу от Волги связано с освоением новых территорий представителями степной аристократии [Железчиков. Железчикова, 1990. С.78-79]. С этим вполне можно согласиться, правда, судя по этнографическим данным, любая перемена маршрута кочевания была сопряжена с военным конфликтом из-за пастбищ с традиционно кочевавшим на них населением [Мак-Гахан, 1875. С.42].

Античные источники также косвенно фиксируют этнокультурные подвижки в районе Волги в рассматриваемый период. К.Ф. Смирнов, анализируя сообщения Стефана Византийского, Псевдо-Скилака, Теофраста и Псевдо-Скимна, пришел к выводу, что эти события можно датировать концом IV — началом III в. до н.э. Однако едва ли следует преувеличивать значение и степень прохоровского давления на запад от Урала в течение IV в. до н.э. и тем более полагать, что мощная военная организация номадов Южного Урала была создана для решения банальных межплеменных конфликтов. Также представляется малоубедительной точка зрения о начале вторжения рассматриваемых племен в Скифию по ряду причин. Во-первых, скифы этого времени были еще достаточно сильны, во- вторых, все трудности такого мероприятия не оправдывали затраченных усилий. В этом случае отряды кочевников должны были переправиться через три крупных реки (Урал, Волга, Дон) и столкнуться с сопротивлением савроматов, меотов и скифов. Никаких особенных богатств и сокровищ кроме возможного захвата скота, на этом пути не было.

На наш взгляд, более предпочтительным выглядит южное направление. Богатые оазисы Средней Азии и Ирана привлекали воинственных номадов гораздо больше, чем грабеж кочевого населения Волго-Донья, тем более что археологические и исторические данные вплоть до позднего средневековья свидетельствуют именно о меридиональном направлении походов южноуральских кочевых племен. Причем начало этого процесса, видимо, датируется еще эпохой бронзы, когда срубно-андроновские племена, осуществляя свои миграции, оказывались в районах Приаралья и гораздо южнее. Комплекс вооружения, структура войска, а также общеисторическая обстановка IV и IV-III вв. до н.э. свидетельствуют за то, что кочевники рассматриваемого региона были хорошо знакомы с передовыми армиями того времени. Более того, археологические [с87] данные, прямые и косвенные, письменные источники подтверждают эту гипотезу.

Для IV в. до н.э. известно несколько комплексов раннесарматского типа, в том числе и воинских на плато Устюрт и Узбое. Это может говорить, как о прямой инфильтрации кочевников Южного Урала к границам античного мира, так и о непосредственном их участии в политических событиях на территории северо-восточных областей Персидского царства.

Вопрос об этнической идентификации ранних кочевников исследуемого региона неоднократно рассматривался в нашей литературе. Большинство специалистов, начиная с А.А. Марущенко и О.В. Обельченко связывали прохоровские комплексы Средней Азии с дахами, которые продвинулись туда с Южного Урала [Марущенко, 1959. С.116; Обельченко, 1992. С.219-229]. К.Ф. Смирнов, вслед за Ю.М. Десятчиковым и И.В. Пьянковым, в своих последних работах также отождествил номадов региона с дахами и массагетами, которые впоследствии мигрировали к югу [Смирнов, 1977. С.135; Смирнов, 1984. С.16, 117].

Греко-римские авторы эпизодически сообщали об упомянутых племенах, особенно в связи с их участием в грандиозных политических событиях, развернувшихся в последней трети IV в. до н.э. Так, по сообщению Курция Руфа, тысяча дагов (дахов) упоминается в составе левого фланга персидской армии в битве при Арбелах (Гавгамелах) в 331 г. до н.э. Следует отметить, что, несмотря на общий исход сражения дахи и массагеты показали неплохие боевые качества. Они в числе первых атаковали агриан правого фланга, разграбили обоз и рассеяли конные части Менида и Ареты [Курций, XV]. На помощь воинственных номадов, среди которых упоминаются и даи (дахи), надеялся и Бесс (Артаксеркс IV) в своей борьбе с Александром [Курций, VIII, 4, 6]. Необходимо сказать и об участии кочевников в движении Спитамена. В этом плане показателен разгром двухтысячного отряда Фарнуха и Менедема согдийцами и союзными "скифами" в Северной Согдиане [Арриан, IV, 5, 8]. Этот факт примечателен тем, что была одержана победа над отрядом регулярной и прославленной армии. Следовательно, кочевники смогли применить нужную тактику ведения боя, и умело владели оружием — луком, штурмовыми копьями и длинными мечами.

Характер боевых операций дахов на юге, а также численность их отрядов говорят о том, что здесь действовали небольшие группы наемников или просто грабителей, воспользовавшихся смутным временем. Косвенно в пользу этого свидетельствует клад золотых вещей из кургана 1 Филипповского могильника, содержащий среди других предметы классического иранского ювелирного искусства, [с88] которые на наш взгляд не могли быть результатом торговли или обмена. В этой связи, очевидно, следует рассматривать иранские чаши из Прохоровского кургана, Куганакского клада и др. Вполне вероятно, что железная кираса из кургана 1 Прохоровского могильника имеет такой же характер своего появления на Южном Урале.

Есть все основания полагать, что на рубеже IV-III вв. до н.э. или в начале III в. до н.э. дахи-даи активно действовали в северной Парфиене и Маргиане. В это время варварами была разрушена Александрия Маргианская [Плиний, VI, 18], сожжен Александрополь в Нисайе. По мнению Ф.Я. Коське, эти эллинские города погибли при непосредственном участи даев-парнов [Коське, 1962. С.124]. Кроме этого, по сообщению Страбона, Маргианский оазис по приказу Антиоха I Сотера (280-261 гг. до н.э.) был окружен системой длинных стен протяженностью 1500 стадиев [Страбон, ХI, 10, 2]. Вышеперечисленные факты позволяют говорить о том, что давление номадов на северо-восточные провинции Сирийского царства не прекращалось на протяжении всей первой половины III в. до н.э.

Однако характер военных действий даев-прохоровцев в III в. до н.э. меняется. В связи с климатической ситуацией значительная часть кочевников региона была вынуждена покинуть южноуральские степи в поисках экологических "ниш". В результате своих миграций носители прохоровской культуры оказались в районах Нижнего Поволжья и Средней Азии. В последнем случае "сарматоидные" памятники представлены в юго-восточном Прикаспии (Чарышлы, Дордуль, Кара-Кала) и Согде (Хазара, Калкан-Сай) [Юсупов, 1986; Хлопин, 1975. С.51-53; Обельченко, 1992. 6-34]. Этнокультурные подвижки кочевников на окраинах античного мира прямо или косвенно зафиксированы и у ряда греко-римских авторов [Страбон, XI, VI, 2; Арриан, История Парфии; Курций, IV, XII, 11; Юстин, ХI, 1, 1]. Учитывая эти факторы, можно думать, что военные операции прохоровцев в Средней Азии в III в. до н.э. были направлены на захват новых территорий, кульминацией которых явилось воцарение Аршакидской династии и образование Парфянского царства.

Фиксируется еще одно направление расселения прохоровских племен на юге. Материалы чирик-рабатской культуры обнаруживают несомненную близость, как в плане погребального обряда, так и вооружения, в том числе защитного, с кочевым населением Южного Урала. Это свидетельствует о частичной инфильтрации последних к низовьям Сыр-Дарьи. Чирик-рабатская культура в настоящее время также отождествляется с дахами (даями) [Итина, 1992. С.60-61]. Если это положение, верно, то может быть именно о [с89] них сообщал селевкидский полководец Демодам, предпринявший поход за Танаис около 300 г. до н.э. (Хенниг, 1961. С.235].

3. Комплекс вооружения и структура войска кочевников Южного Урала в III-II вв. до н.э. (III хронологическая группа)

После оттока основной массы номадов с территории региона оставшаяся их часть прочно осваивает лесостепь, кочуя преимущественно в районах Южного Приуралья. Памятников этого времени за восточными склонами Уральского хребта практически не выявлено. Более того, подавляющее количество погребальных комплексов III-II вв. до н.э. сосредоточено в Демско-Бельском междуречье. Незначительное их число рассыпано по степи, в Уральском бассейне (Мечет-Сай, Увак, Близнецы, Лебедевка, Покровка) (рис. 24).

Погребения третьей группы характеризуются следующими чертами.

Погребальный обряд. Курганы этого времени являются "усыпальницами" больших семейных или родовых групп. Расположение под одной насыпью большого количества могил. Круговое расположение погребений вокруг центральной могилы. Разнобой в ориентировке покойников при преобладании южнонаправленных скелетов. Могилы подбойной и простой формы.

Вещевой материал. Полное господство мечей и кинжалов с прямыми перекрестьями и серповидными навершиями, преобладание бронзовых наконечников стрел с узкой треугольной головкой очень часто в сочетании с железными черешковыми над другими типами, наличие бронзовых зеркал с узким четко выраженным валиком и рукоятью-штырем, а также значительного количества "курильниц". Часть перечисленных признаков, особенно в плане погребального обряда может встречаться и среди погребений II группы [Садыкова, 1962. С.242-273; Садыкова, 1962а, С.88-122; Мошкова, 1963; Смирнов, 1975; Пшеничнюк, 1983. С.3-75; Агеев, Рутто, 1984. С.37-45; Воронова, Порохова, 1992. С.229-235; Веддер Дж. и др., 1993. С.28-54; Садыкова, 1959; Мажитов, 1974; Железчиков, Кригер, 1977; Мошкова, Железчиков, Кригер, 1978; Мошкова, Железчиков, Кригер, 1980; Заседателева, 1981. С.8-9]. Как мы уже отмечали выше, изменение традиционных маршрутов кочевания было вызвано, очевидно, причинами климатического характера в III в. до н.э., что в свою очередь привело к перемещению основной части оставшихся номадов глубоко в лесостепь. До сих пор во всем регионе не выявлено таких компактных по расположению и многочисленных по [с90] количеству погребенных, памятников типа Старые Киишки и Бишунгарово. К ним можно прибавить еще несколько тождественных курганов, расположенных в Демско-Бельском междуречье (Старо-Калкашский, Аллагуватский — раскопки И.М. Акбулатова и Ф.А. Сунгатова).

Глобальные этнокультурные подвижки кочевых племен не могли не вызвать определенной трансформации устоявшегося мировоззрения, погребального обряда, традиционных связей и, как следствие этого — военного дела.

По нашим данным, из 108 учтенных воинских погребений (см. приложение VI) в 88 случаях были зафиксированы наконечники стрел, что составляет 81,4%. Таким образом, лук и стрелы по-прежнему занимают ведущее место в арсенале кочевников рассматриваемого региона. Правда, здесь происходят существенные перемены. На вооружение активно принимаются железные наконечники стрел. На наш взгляд, это может объясняться несколькими факторами. Либо начинают производиться более мощные луки, поскольку утяжеляется вес наконечника, либо население испытывает трудности с сырьем для изготовления бронзовых. Заканчивая краткий обзор ручного метательного оружия, следует сказать, что количество наконечников в колчанных наборах этого времени значительно сокращается. Это можно заметить как о бронзовых, так и о железных экземплярах, несмотря на плохую сохранность последних.

В III- II вв. до н.э. заметно увеличивается значение оружия ближнего боя. Мечи и кинжалы встречены в 81 комплексе, что составляет 75% против более низких показателей двух предшествующих периодов. Причем в погребениях дважды зафиксировано по три клинка одновременно, и в восьми случаях, по два. Распределение этой категории вооружения по параметрам показывает, что из 69 учтенных экземпляров 32 относятся к кинжалам (46,3%), восемнадцать являются короткими мечами (26%) и 19 единиц длинными (27,5%) (табл. ХП).

Таблица XII

Распределение клинкового оружия по периодам

					III период
Короткие мечи
Длинные мечи

[с91] Подобная картина свидетельствует о том, что более половины владельцев клинкового оружия предпочитали самый ближний, очевидно спешенный бой, хотя в то же время третья часть воинов могла успешно оперировать мечом и с коня. Относительно других категорий вооружения у нас нет никаких данных. Железные и костяные панцири в этот период не выявлены, а обломок наконечника копья зафиксирован только в могильнике Покровка VIII [Веддер Дж. и др., 1993. С.121].

В структурном отношении реконструируемая военная организация поздних прохоровцев представляется нам следующим образом. Только стрелы зафиксированы в 35 комплексах, что составляет 32,4% от общего количества. Это означает, что контингент лучников заметно снизился до одной трети, против более высоких показателей первого и второго периодов (табл. ХШ).

В два раза по сравнению с предшествующим временем увеличилось количество погребений, где найдено только клинковое оружие. Оно зафиксировано в 20 случаях (18,5%). Также весьма заметно увеличился контингент воинов, имевших на вооружении лук, меч или кинжал. Эти категории выявлены в 53 погребениях (49%).

Таблица XIII

Сравнительные данные по структуре войска кочевников Южного Урала в I-III периоды

В свое время А.М. Хазанов предположил, что длинные мечи, явно имевшие колищую функцию, использовались в бою как копья [Хазанов, 1971. С.69]. Однако нам это представляется маловероятным.

Археологический материал свидетельствует, что кочевники Южного Урала в III-II вв. до н.э. действовали в бою, как на ближней, так и на дальней дистанции. Причем, судя по резкому увеличению удельного веса кинжалов и клинкового оружия вообще, их тактика была направлена на ближний бой, как на решающую фазу сражения. Также можно предположить, что уменьшение контингента [с92] лучников, комплектовавшихся из неимущих слоев населения, говорит об отсечении этой социальной категории от военного дела и, может быть, о более высокой "профессионализации" военных отрядов, учитывая, что все же лук по-прежнему играет доминирующую роль в арсенале номадов региона.

Реконструируемая воинская структура также позволяла вести эшелонированный бой. В этом случае лучники наносили массированный стрелковый удар по противнику, после которого в схватку включались меченосцы. Воины, вооруженные кинжалами, могли действовать в спешенном порядке, добивая раненных и т.д. Военным строем кочевников III-II вв. до н.э. могла быть как лава, так и "карусель", однако совершенно очевидно, что в рассматриваемый период тактика "ударного кулака", основу которой составлял контингент тяжеловооруженной конницы, уже не применялась. Следовательно, комплекс вооружения и тактика позднепрохоровских племен не позволяли вести успешный бой с отрядами или армиями, знающими правильный военный строй. Столкновение с тяжеловооруженной пехотой или конницей было заведомо обречено на неудачу.

География военной активности поздних прохоровцев представляется нам следующим образом.

Северное направление. В рассматриваемый период III-II вв. до н.э. значительно увеличивается население караабызской культуры, в конце этого времени появляются ранние пьяноборские памятники. По данным В.А. Иванова, военная организация племен караабызской культуры находилась на довольно высоком уровне [Иванов, 1984. С.72-73], в отличие от пьяноборцев, обитавших севернее. Комплекс вооружения и структурная организация обитателей городищ Центральной Башкирии с учетом местной специфики (возможность активной обороны из-за укрытий) не оставляли номадам шансов на успех в открытых военных столкновениях. Несмотря на то, что вооруженные конфликты могли иметь место, в целом отношения тех и других нам представляются мирными. Погребальные памятники иллюстрируют факты взаимного проникновения двух материальных культур.

Западное направление военных походов кочевников III-II вв. до н.э., по нашему мнению, являлось бесперспективным. Отсутствие перечисленных выше стимулов в рассматриваемый период дополнилось еще одним, на наш взгляд важным препятствием, для опасных военных предприятий за Волгу. Мы имеем в виду резкое увеличение численности номадов Волго-Донья, объясняемое массовой миграцией прохоровских племен из Южного Приуралья. Судя по археологическому материалу, комплекс вооружения нижневолжских [с93] кочевников не уступал по своему ассортименту южноуральским. Первые же в случае войны могли иметь существенное численное преимущество. По данным М.Г. Мошковой, на 1974 г. [Мошкова, 1974. С.10] погребений III-II вв. до н.э. в междуречье Волги и Дона насчитывалось 305, в то время как в Приуралье — только 96. За 20 лет полевых исследований в южноуральских степях положение существенно не изменилось, в то время как в Поволжье, материалы интересующего нас периода продолжают увеличиваться.

Южное направление. Лишь косвенные данные позволяют предполагать наличие военных контактов кочевников рассматриваемого периода с южными соседями. Так, например, возведение в левобережном Хорезме сети пограничных крепостей и укрепленных поселений, явно противокочевнической направленности, свидетельствуют, что население оазисов раннекангюйского времени могло стать объектом грабежа северных номадов. Появление "сарматоидных" комплексов позднепрохоровского облика в районе Саракамышской дельты Аму-Дарьи (Туз-Гыр) и Согда (Лявандак, Кызыл-Тепе, Кую-Мазар) говорит о постоянном присутствии степняков на границах Хорезма и прямой их инфильтрации в бассейн Заравшана [Трудновская, 1979. С.101-110; Обельченко, 1992. С.221, 227]. Многочисленные предметы среднеазиатского импорта, находимые в погребениях III-II вв. до н.э. подтверждают тезис о четко налаженных экономических связях, что само по себе не исключает и отношений военного характера.

Рассматриваемый период — время бурных политических событий на арене античных государств Средней Азии, отделенных от могильников Южного Урала всего лишь 30-45 днями "караванного" хода, событий, где по общепринятому мнению кочевники играли ведущую роль. Это время становления молодого Парфянского царства, проходившее в ожесточенных войнах с Селевкидами, время разгрома Греко-Бактрии. Мы не имеем прямых доказательств об участии номадов рассматриваемого региона в этих событиях, однако К.Ф. Смирнов гипотетически допускал такую возможность [Смирнов, 1989. С.175]. Другой исследователь среднеазиатских древностей О.В. Обельченко, опираясь на значительный археологический материал с территории Согда, прямо говорит о завоевании сарматскими племенами областей, которые контролировали эллины, и полагает, что указанные кочевники принимали непосредственное участие в крушении последнего греческого царства в Азии [Обельченко, 1992. С.227, 230]. [с94]

Публикация:
В.Н. Васильев. Вооружение и военное дело кочевников Южного Урала в VI-II вв. до нашей эры. Уфа: Гилем, 2001

По своим характеристикам средневековые луки уступают современным моделям. Но это не мешало армиям воинов и отрядам степных кочевников одерживать восхитительные победы. Мастерство владения этим оружием было как никогда на высоте, на редкость продуманными были и стратегии боя.

Один из самых любопытных вопросов нашего времени, ответ на который позволит лучше понять, что нас ждет в будущем, связан с аккумуляторами. Смогут ли специалисты ощутимо поднять плотность энергии, хранящейся в аккумуляторах? Нет шансов, считают некоторые скептики, ведь с момента появления первой батареи Алессандро Вольта минуло два столетия. Значит, ученые уже предельно усовершенствовали конструкцию. Однако у подобного мнения существует веский контраргумент. Первый созданный человеком аккумулятор — лук — изобретен несколько тысячелетий назад, но именно за последнее столетие, с появлением новых материалов и технологий, здесь был достигнут заметный прогресс. Впрочем, технические преимущества нынешних луков вряд ли позволили бы нам одолеть, скажем, средневековых кочевников. До появления огнестрельного оружия искусство стрельбы из лука у многих народов было как никогда высоко.

Лук без яда — стрелы на ветер

Археологические находки позволяют заключить, что лук был изобретен человеком как минимум 10 000 лет назад. Древние луки были невелики, длиной около 70 см, имели крайне низкий КПД и применялись в комплекте с неоперенными стрелами. Последние представляли собой тростинки с граненым деревянным наконечником. Древние стрелы весили всего 10−15 г, что дополнительно снижало эффективность стрельбы доисторического лука, — сказывалось отсутствие более подходящих для изготовления стрел материалов. Такие луки в основном применялись для охоты на птиц и мелких животных.

Существует, впрочем, устоявшееся мнение, что еще в те времена луком пользовались при межплеменных «разборках»: обитатели пещер стреляли друг в друга отравленными стрелами. Ведь без яда слабый лук с легкими стрелами был способен причинить вред противнику разве что при стрельбе в упор. Однако большинство ученых полагают, что в те времена луками практически не пользовались в военных целях: лишь немногие племена располагали подходящими для этого ядами.

Шагом вперед в эволюции лука стало появление стрел с оперением и тяжелыми наконечниками. Стрелы с костяным наконечником весили около 25 г, с наконечником из камня — до 50 г. Больший вес стрелы привел к увеличению убойной силы, что в комбинации с возросшей почти вдвое длиной лука сделало «первый в мире аккумулятор» серьезным оружием. В племенных схватках бойцы все чаще применяли лук и реже использовали копьеметалку и пращу — древнейшие виды боевого оружия. Древним убийцам больше всего нравилось то, что луком можно было пользоваться скрытно — например, неожиданно подкравшись, без боя поразить сильного противника. С другими видами оружия такой трюк был невозможен. Единственным конкурентом в этом плане было копье, но вскоре оно проиграло в схватке с луком. При стрельбе на небольшое расстояние стрела на высокой скорости, входя в тело жертвы, образовывала более глубокую рану за счет малой площади удара. Лучники-охотники теперь уже стреляли не только по уткам, но и по бизонам.

Ужасное орудие кочевников

С приходом цивилизации оружие продолжало развиваться: чтобы увеличить дальность стрельбы, европейцы удлинили луки. Больше всех увеличением размеров увлекались британцы. Средневековый английский лук достигал длины 180−220 см.

В отличие от оседлых цивилизаций, кочевые народы шли иным путем. Предпочитая ездить верхом, кочевники отдавали предпочтение небольшому луку и оттачивали мастерство стрельбы на скаку. Вскоре кочевые лучники стали устрашающей силой.

Оружие большинства кочевников — композитный лук — пришло из Древнего Египта, где о существовании подобной разновидности лука знали уже во II тысячелетии до нашей эры. Композитный лук составляли из сухожилий, дерева, рогов и некоторых других материалов, подбирая их таким образом, чтобы снаружи (на спине лука) находились материалы, лучше выдерживающие растяжение, а изнутри (на животе) — лучше работающие на сжатие. Как результат, при сравнительно малых размерах композитные луки отличались высокой дальностью стрельбы.

А большие турецкие композитные луки всегда были рекордсменами в этой области: они могли выбросить стрелу на 250 собственных длин.

Всадники могли использовать только луки небольшой длины, поэтому применение композитных луков, которые при равном с деревянными натяжении обеспечивали примерно на 30% бóльшую энергию, было вполне оправдано. Было и еще одно объяснение популярности композитных луков у кочевников: в степях, где они обитали, деревья почти не встречались. Поэтому, несмотря на трудоемкость изготовления, заметно более долговечный композитный лук был оптимальным выбором.

Использование более эффективного композитного лука было лишь одной составляющей успеха. Огромное значение имело высокое мастерство стрельбы. Всадники регулярно тренировались. Причем у арабов стрельба из луков даже считалась религиозным обязательством, предписанным Кораном. Пророк Мухаммед сам был лучником и убеждал свою общину заниматься верховой ездой и стрельбой из лука, отдавая предпочтение последнему.

Первоклассными конными лучниками считались скифы: они умели стрелять с обеих рук на скаку. Они же первыми в мире стали применять металлические наконечники стрел, выполненные из бронзы. Небольшие луки скифского типа (длиной около 70 см) быстро распространились среди народов Ближнего Востока и Европы. Среди прочих их стали применять персы и парфяне. Последние обогатили мировые языки выражением «парфянская стрела», которое означало меткий коварный удар. Древний азиатский народ применял в боях хитрость — парфянские всадники симулировали бегство и через плечо поражали преследующего их противника меткими стрелами. Мастерство и хитрость парфянских лучников принесли им ряд значительных побед в битвах. Самым известным стало сражение при Каррах, когда небольшая армия парфян расстреляла 40-тысячное войско римлян во главе с Марком Крассом. Правда, победа далась нелегко — парфянские лучники, по предположениям историков, израсходовали за день более 2 млн стрел.

Впрочем, тактика «парфянская стрела» не оптимальна с физической точки зрения. Если отступающий лучник стреляет в противника на скаку, скорость стрелы снижается на величину скорости всадника и убойная сила выстрела становится меньше.

Столетиями позже монголы использовали более кинематически верную тактику. Они стреляли по ходу движения на полном скаку. За счет сложения скоростей стрела получала заметную прибавку в скорости, а дальность выстрела увеличивалась примерно на 40%, так что стрелы монголов были опасны на расстоянии до 200 м. Однако вернемся в Европу XIV-XV веков, где во время Столетней войны между Англией и Францией происходили любопытные события, связанные с историей лука.

Торжество больших луков

Английские лучники, как уже было сказано, использовали самые длинные в мире простые луки. Большая длина обеспечивала высокую убойную силу и делала точность выстрела более стабильной. С точки зрения убойной силы большие композитные луки применять в бою было бы предпочтительней, но такое оружие было дорогим и сложным в производстве, поэтому англичане выбрали обычный деревянный лук. Простой и недорогой в изготовлении, такой лук можно было выпускать в массовых количествах и обеспечить оружием всех мужчин страны поголовно. Британские мануфактуры по производству луков представляли собой нечто вроде прототипа конвейера Генри Форда. Все делалось предельно быстро, чтобы обеспечить высокую производительность. Большое внимание уделялось и тренировкам — во времена правления Плантагенетов всем мужчинам предписывалось в обязательном порядке практиковаться в стрельбе из лука. В главных сражениях Столетней войны с английской стороны принимало участие обычно несколько тысяч лучников: это сковывало противника в его маневрах, а солдаты, попадая под дождь стрел, теряли боевой дух. Популярность лука была так велика, что из трех солдат в английской армии двое были лучниками, а при знаменитой битве при Айзенкуре лучниками были четыре человека из пяти. Любопытно, что помимо пеших лучников у англичан были и конные. В некоторых книгах их изображают стреляющими в седле. Но это неверно: лошадь использовалась для мобильности, а в бой они шли в пешем строю.

Триумфом в истории английского лука стала битва при Айзенкуре, когда имевшая существенное численное превосходство тяжело вооруженная французская армия (25 000 против 6000) потерпела поражение, понеся заметные потери. К такому результату привело мастерство английских лучников, которые градом стрел умело уничтожали наступающих французов. Столетняя война в некотором смысле представляла собой любопытную схватку между арбалетом, которым были вооружены французы, и английским луком. Французы считали своих арбалетчиков внушительной силой: по дальности стрельбы, убойной силе и точности их орудия решительно превосходили английские луки. Но в бою сказался главный недостаток арбалета — низкая скорострельность. В то время как неплохой лучник мог совершить в минуту 10−12 выстрелов, арбалетчик выпускал не более четырех болтов. Кроме того, эффективная дальность стрельбы из арбалета была ниже, чем из лука.

Однако позже, когда воины стали применять доспехи все лучшего качества, более мощные и точные арбалеты стали применяться все чаще. Правда, их век был недолог: превосходя первое огнестрельное оружие по точности, и лук и арбалет отличались медлительностью снаряда. В неподвижную мишень попасть из лука было проще, что в 1792 году продемонстрировали любопытные соревнования лука и ружья, прошедшие в Англии. Из 20 выстрелов в мишень, расположенную на расстоянии 100 ярдов (91 м), попало 16 стрел и 12 пуль. Но сразить из лука движущуюся цель было заметно сложнее! Тяжелая стрела английского лучника преодолевала боевую дистанцию за 1,5−2 секунды, поэтому подвижная «цель» успевала уйти в сторону.

В начале XVI века мушкет уже стал чаще лука применяться на полях сражений. А к началу XIX века о луках в войсках совсем забыли. Поэтому в 1813 году в «Битве народов» под Лейпцигом воины были удивлены, увидев башкирских лучников, входивших в состав русской армии. Французы даже прозвали их «амурами». Но, к слову сказать, сражались лучники вполне успешно. Спустя еще четыре десятилетия башкирские лучники неплохо проявили себя в Крымской войне. Но после этого образ воина с луком ушел из настоящей жизни и перешел в книги и фильмы, а мастерство средневековых лучников обросло легендами. Появилось и новое хобби: воодушевленные историей, любители начали создавать себе средневековые луки по аутентичной технологии. По эффективности и удобству стрельбы они, конечно, проигрывают блочным углепластиковым моделям, но зато позволяют владельцу почувствовать себя отважным скифским всадником или Робин Гудом…
Наследие английских лучников

Победный жест «V», два поднятых вверх пальца одной руки, которым частенько пользовался Уинстон Черчилль, — вовсе не имитация первой буквы английского слова victory («победа»), как полагают многие. Оказывается, этот жест имеет древнюю и довольно мрачную историю. Во время Столетней войны французы были страшно злы на английских лучников, поэтому пленным стрелкам отрубали два пальца, которыми они натягивали тетиву: человек навсегда расставался со своей профессией. Поэтому, возвращаясь домой с победой, лучники показывали встречавшим два своих «главных» пальца: пальцы целы, мы победили!

Мифы о луках

Миф 1. Стрела средневекового лука легко пробивала любые металлические доспехи.

— Далеко не всякая стрела (многое зависело от наконечника), не из каждого лука и, разумеется, не любые доспехи. В принципе это было возможно, но скорее в виде исключения, чем правила.

Миф 2. Некоторые средневековые лучники стреляли настолько метко, что могли стрелой порвать тетиву лука противника.

— Скорее всего, это домыслы. Зачем тратить стрелу на порчу орудия противника, если можно его ею же убить?

Миф 3. Лучник выстреливает вторую стрелу до того, как первая попала в цель. При прицельной стрельбе на небольшие дистанции это невозможно.

— Стрела летит около двух секунд, на выстрел одной стрелы хороший средневековый лучник тратил пять-шесть секунд.

Миф 4. Средневековые лучники обычно стреляли по команде.

— Так они стреляют только в фильмах. Удерживать боевые луки в подтянутом положении было сложно. Поэтому команда подавалась только один раз — на начало стрельбы.